Святой воин - Страница 99

– Вы разрешите войти? – Голос мой ровен, как лед на озере.

Девушка нехотя кивает. Лицо ее осунулось, под глазами тени. Следом за ней я прохожу в кабинет. Жанна садится в кресло, справа от стола – распахнутое окно. Внизу бурлит шумная улица, громыхают по булыжникам повозки, кричат ослы, бранятся и смеются люди. День сегодня солнечный, воздух прогрелся, а потому камин пока не растапливали, остывшие угли припорошены серым пеплом.

– Итак?.. – прерывает она молчание.

– Я пришел проститься с вами, Жанна, – говорю я. – Меня отсылают по важному делу, и неизвестно, сколько времени оно займет.

– И куда же вы направляетесь, если не секрет? Иногда мне кажется, что вы – самый таинственный мужчина из тех, кого я знаю. Все время где-то пропадаете, куда-то мчитесь.

Жанна слабо улыбается.

– В Англию, – признаюсь я.

– На остров, – тихо повторяет Жанна. – И когда же вы вернетесь? – Она тут же добавляет торопливо, чтобы я, не дай бог, не подумал чего: – Как же я все это время проживу без личного доктора?

– Я не могу точно сказать, когда вернусь, – говорю я тихо.

В глазах моих она читает недосказанное «и вернусь ли вообще».

Жанна опускает глаза и, помолчав с минуту, спрашивает равнодушно:

– Скажите, шевалье де Армуаз, отчего у вас до сих пор нет дамы сердца?

«Ты сама все прекрасно знаешь!» – отвечаю я ей глазами, вслух же говорю:

– Не знаю, моя госпожа. Может быть, не нашел достойной.

Даже когда мы наедине, я не могу назвать Деву настоящим именем. И графиней назвать ее не могу. Все, на что я осмеливаюсь, это робкое «госпожа».

Услышь меня посторонний, будет недоумевать, за что же рыцарь оказывает такое почтение простой пастушке. Жанна встает, пару минут молча смотрит в открытое окно. Я уже решаю откланяться, когда девушка порывисто оборачивается.

– Не будет ли дерзким попросить вас принять мой платок? – любопытствует Жанна. Щеки девушки горят, в глазах стоит какой-то лихорадочный сухой блеск. – Все-таки я, как говорят, каждое утро советуюсь со святыми заступниками Франции! Кто же более достоин стать вашей дамой сердца? И если вы совершите в Британии какой-либо подвиг, то мне будет приятно знать, что посвящен он мне!

– Вы всегда, с самой нашей первой встречи в Мюнхене, жили в моем сердце! – сиплю я перехваченным голосом. – И для меня нет сокровища дороже, чем то, что вы дарите!

Опустившись на одно колено, словно перед королем, я бросаюсь в омут с головой. Наверное, совсем теряю голову, потому что произношу именно то, чего никак нельзя говорить:

– Я любил вас всегда, еще до нашей встречи, и искал везде, пока не нашел! И вечно буду любить, даже после смерти. Вы для меня дороже целого мира! Клянусь, я вернусь к вам, Жанна.

Не поднимаясь с колена, я бережно принимаю платок из тонких, как прутики, девичьих пальцев, которые каким-то чудом ухитряются крепко сжимать в бою как древко копья, так и рукоять секиры. На мгновение наши ладони встречаются, я застываю, как замороженный. Сейчас бери меня голыми руками, руби на части – не почувствую ничего! Целую вечность, глядя в самые прекрасные на земле глаза, я касаюсь ее нежной кожи.

Наконец Жанна отнимает руку и, отвернувшись, тихо говорит:

– Идите же, шевалье. Ну же! У Девы Франции не может быть никаких сердечных привязанностей.

И без того мне кажется, что Небеса вот-вот отвернутся от меня. Если я буду... переживать за одного человека, то могу забыть обо всей Франции!

Пошатываясь, я вышел из покоев Жанны. Показалось мне или нет? Правильно ли я расслышал и понял ее слова? Если хочешь чего-то очень сильно, твое желание может исполниться. Вот только к худу или к добру сбываются наши мечты? Но ради этой девушки я готов на все! Рано или поздно я наберусь наглости и попрошу у царственного брата ее руки. Жанна создана для меня, как и я для нее. И никто не разлучит нас!

Дверь в покои мягко закрылась, мимо бесшумно юркнул проныра Мюго, паж Жанны. Наткнувшись на мой обжигающий взгляд, юноша вздрогнул всем телом, промямлил робкое «здравствуйте» и тут же исчез от греха подальше. Несколько минут я в нерешительности стоял перед дверью, переживая, что так и не попросил Жанну быть осторожнее, затем горько ухмыльнулся. Я влюблен в девушку, которая никого никогда не слушает и всегда поступает по собственному разумению. Что, если такой просьбой я лишь подзадорю ее, подтолкну Деву к новой глупости?

Весь остаток дня я посвятил размышлениям, прикидывал возможные варианты развития событий. Все они сводились к тому, что я просто обязан вернуться с победой, с полной викторией, ибо лишь тогда вновь увижу Орлеанскую Деву. Я должен полностью реабилитироваться. Да, должен, а потому смогу!

На следующий день в два пополудни я въехал в ворота родного аббатства. Годы летят, а тут ничего не меняется – знакомые стены, знакомые лица. Меня узнавали, здоровались, я широко улыбался в ответ.

Едва я успел умыться с дороги, как меня вызвали к отцу Бартимеусу. Наставник был деловит и приветлив, и если до сих пор и продолжал сердиться, то виду не показывал. Он долго расспрашивал про обстановку в Орлеане, намекал ехидно, что разобраться в секретаре Девы мне следовало бы пораньше. В конце-то концов, не Архимедов винт требовалось изобрести, а просто выполнить работу, к которой меня так долго готовили! Я стыдливо прятал глаза, послушно кивал.

– Кстати, а как у тебя с английским? – походя полюбопытствовал отец Бартимеус.

Я тяжело вздохнул, но даже на солнце есть пятна, чего уж мне стесняться? За три года, проведенных во Франции, я как-то не удосужился подучить английский язык. Просто в реальной жизни мне он был ни к чему, почти все британцы худо-бедно лопочут по-французски, а необходимый минимум я знаю назубок: лав, мани и хенде хох. Наставник ехидно улыбнулся, он преотлично помнил слабые места в моей подготовке, а потому вопрос задал только для порядка. Но у отца Бартимеуса не отмолчишься, поэтому я хмуро ответил: