Святой воин - Страница 57

Громкий взрыв хохота прерывает оратора, присутствующие наперебой комментируют его высказывания. Все сходятся в одном: в жилах Орлеанской Девы и вправду может течь королевская кровь, за что-то ведь ее избрали небесные покровители Франции?

Я выбираюсь из таверны в тягостной задумчивости. Во всех обойденных сегодня кабачках, трактирах и тавернах люди только и делали, что толковали о новых чудесах, сотворенных Девой. Что это, случайность? Возможно. Вот только не верю я в такие случайности, которые больше походят на умело запущенные слухи.

Всяк в королевстве знает, что только истинный король, отмеченный Богом, способен исцелять золотуху своим прикосновением, хотя уже добрую сотню лет во Франции о таких чудесах и слыхом не слыхивали. Ни дофин Карл, ни его покойный батюшка, вообще никто из династии Валуа подобными вещами не баловался. Золотушных, гнойных и прочих пораженных болезнями простолюдинов руками трогать брезговали, а если и выбирались из королевского дворца для общения с простым народом, то исключительно для приватных бесед со смазливыми поселянками. Похоже, кто-то очень умный исподволь приучает народ к мысли о том, что в Жанне течет королевская кровь. Но кто он, этот неизвестный, а главное – что за игру он ведет?

Через пару дней я кое-что узнаю, но вопросов лишь прибавляется. Я сижу в углу неприметной таверны возле городского рынка Божанси. Здесь грязно, темно и сыро, а подаваемое пойло недостойно зваться вином. Но я не жалуюсь, к лицу ли заросшему бородой оборванцу с острым как бритва ножом за пазухой бурчать по столь мелкому поводу? Настоящий рыночный мачо должен выражать свои мысли коротко, громко и внятно, у него не должно быть тайн от товарищей.

– Дрянь у тебя вино, трактирщик! – реву я белугой. – Подай другой кувшин!

Подсевшие к столу голодранцы буйными криками выражают одобрение, смотрят на меня преданно, льстиво улыбаются. Страшатся, что выгоню, так и не угостив. Зря боитесь, сегодня у меня полно монет, слышите, как они звенят в кармане? Не робейте, угощу всех, ведь не каждый день удается срезать кошелек у залетного лоха! Наконец перед нами появляется дюжий мужик в грязном фартуке и бухает два глиняных кувшина на колченогий стол, тот протестующе скрипит. Глиняная миска с тушеной зайчатиной, что еще вчера ловила мышей, высоко подпрыгнув, съезжает к самому краю, и я еле успеваю ее поймать. Молча приняв деньги, трактирщик какое-то время изучает их, скептически вглядываясь в каждую монету, затем, недовольно ворча, удаляется. Хоть бы стол перед уходом протер, что ли. Судя по засаленной, провонявшей потом одежде и грязным, сто лет не мытым рукам, чище от того столешница не станет. Но главное ведь старание, не так ли?

– Грязная дыра! – во весь голос сообщаю я ближайшему оборванцу и тут же грозно интересуюсь: – Что у тебя с рукой, отсохла она, что ли?

– Нормально все, – мычит тот, слабо шевеля усами.

– Тогда наливай, не спи!

В «Вертеле и куропатке» принят подобный стиль обхождения, потому никто не обращает на нас внимания. Но хватает тут и иных посетителей, тихих и молчаливых. Они незаметно подходят, общаются шепотом, передают друг другу что-то под столом и уходят, не прощаясь. Нужный мне человек сидит через три столика, у противоположной стены трактира. Несмотря на жаркую погоду, он закутан в плащ, на лицо опустил капюшон. Осторожная сволочь! Двое суток я следовал по пятам за одним из распространителей слухов, который в итоге и привел меня сюда.

Он пошептался с закутанным в плащ человеком, получил под столом малую толику денег и сразу же исчез. Где-то к обеду, когда к щедрому незнакомцу подсел тот самый цирюльник, высохший, как вобла, я понял: вот он, след. Остается лишь узнать, кто же он, этот заказчик. Здесь, в трактире, поговорить по душам не удастся – пару раз к одинокому посетителю пытались подсесть незваные гости, но всех тут же спроваживали четверо телохранителей внушительного вида.

В четыре часа пополудни заказчик поднимается и, кинув трактирщику монету, выходит из заведения. За ним, набычившись, грозно топают охранники, щедро отвешивая посетителям подзатыльники и пинки. Следом бреду я, пошатываясь и во весь голос горланя песню о Лили-молочнице и ее шашнях с покойным королем. Любопытный образец народного творчества, содержащий минимум приличных слов, зато сколько экспрессии!

Таинственный господин ловко взбирается в седло породистого жеребца, сдернув капюшон, с наслаждением подставляет лицо прохладному ветру. Застоявшийся скакун как молния уносит его в город. Громилы, азартно улюлюкая, пускают коней в галоп.

Озабоченно присвистнув, я чешу затылок. Вот и показался конец ниточки, пора распутывать весь клубок. Мне хватило мимолетного взгляда, чтобы узнать заказчика слухов, – это доблестный господин де Мюрраж, один из ближайших приспешников барона Жиля де Рэ. Сам по себе этот дворянчик и чихнуть не посмеет, потому я без большой натяжки могу предположить, что он выполняет ответственное поручение сеньора. Но зачем богатейшему барону французского королевства, кузену и другу дофина Карла раскрывать всем тайну происхождения Жанны д'Арк? Что за интригу затеял мой враг Жиль де Лаваль? Ясно, что задумка его весьма скверно пахнет, даже воняет.

Я морщусь недовольно, отчего-то мне чудится, что ветер прямо в лицо швыряет запахи гари и свежей крови. Придется сообщить Жанне, что сезон сбора трав затягивается. Нельзя оставлять в тылу нерешенные проблемы, аукнется так, что потом и костей не соберешь. Итак, пастушка Жанна д'Арк и барон де Рэ, барон де Рэ и графиня Клод Баварская. С одной стороны, в наличии повышенный интерес к девушке, назойливые знаки внимания, подаренный перстень знаменитого предка, с другой – подозрительно близкие отношения с баварцами-телохранителями. Что же ты задумал, дьяволопоклонник и любитель юных пажей?